Оригинал взят у


«Скитальцы» - короткометражный научно-фантастический фильм. Создал его аниматор персонажей, сценарист и режиссер Эрик Вернквист. Все виды, показанные в этом фильме – это не придуманные фантастические миры, а реальные панорамы нашей Солнечной системы. Для их создания использовались фотографии и текстуры из NASA, Европейского космического агентства, и других источников.
Текст, который звучит в этом фильме, взят из книги Карла Сагана «Бледная голубая точка: взгляд на будущее человечества в космосе».
«При всех ее материальных преимуществах, оседлая жизнь оставляет в нас ощущение беспокойства, неудовлетворенности. Даже спустя 400 поколений в поселениях и городах, мы не забыли. Открытые дороги зовут нежно, точна почти забытая песня из детства.
Мы наделяем далекие горизонты определенным романтизмом. Эта привлекательность, подозреваю, тщательно формировалась естественным отбором как важнейший элемент нашего выживания. Длинное лето, мягкая зима, богатый урожай, обильная добыча – ничто из этого не вечно. Не в нашей власти предсказать будущее. Катастрофы имеют обыкновение подкрадываться к нам неожиданно и застигать врасплох. Твоя жизнь, или твои близкие, или даже весь твой биологический вид может быть обязан своим существованием немногим беспокойным душам – охваченным жаждой, которую они едва ли способны выразить в словах или понять. Тем, кого тянет к неизведанным землям и новым мирам.
Герман Мелвилл в «Моби Дике» говорил о бродягах всех эпох и меридианов: «Меня вечно томит жажда познать отдалённое. Я люблю плавать по заповедным водам…»
Может быть, еще немного рано. Может быть, еще не совсем время. Но эти другие миры – обещающие неисчислимые возможности – зовут.
В тишине, они вращаются вокруг Солнца. Ожидая.»
Не менее интересен, чем сам фильм – рассказ о его создании. Я очень рекомендую пройти вот на этот сайт, в раздел Gallary. Там не только можно будет подробней рассмотреть отдельные панорамы, но и найти ссылки на реальные фотографии, на основе которых они сделаны. А также прочитать слова автора а том, какие фантастические книги и научные концепции легли в основу того или иного кадра.
Не удержусь, приведу один из них:

Автор рассказывает об этой панораме:
«Здесь показан космический корабль, проплывающий через потрясающие крио-гейзеры на южном полюсе Энцелада, одного из спутников Сутарна.
Эти гейзеры (открытые межпланетным аппаратом Кассини в 2005 году) сформировались вдоль разломов на ледяной поверхности спутника и выпускают в космическое пространство – помимо прочего - мощные струи водного пара и ледяных частиц. Некоторые выбросы достигают высоты нескольких сотен километров, и хотя большая часть выпадает обратно на поверхность как «снег», некоторые частицы оказываются в космосе и становятся частью знаменных колец планеты Сатурн. Гейзеры – один из многих намеков на то, что под поверхностью спутника есть большие скопления жидкости, делая Энцелад однми из лучших кандидатов для поиска внеземной жизни в Солнечной Системе.
Фотография, которую я использовал как фон была сделана НАСА с помощью аппарата Кассини в 2005 году и в оригинале может быть увидена здесь:

Для текстуры спутника я позволил себе некоторые вольности и немного изменил части вот этого прекрасного составного изображения спутника, также снятого НАСА, аппаратом Кассини»:

Красиво, правда?
Глядя на эти величественные картины, в душе просыпается вдохновение.
Глядя на даты, когда были сделаны фотографии - понимая, сколько же мы за последние годы узнали нового об окружающей вселенной - в сердце просыпается надежда.
А может, не столь недоступны для нас космические просторы?
С уважением,
Настя-тор
За Москвой всегда была Москва Третья (Москва 3). Неизведанная территория начиналась именно с неё, а Яуза, например, была уже совсем «это надо на поезде ехать». Сейчас-то я от Яузы на автобусе или пешком иногда возвращаюсь домой, какая уж тут даль, но вот Москва, говорю, Третья – что непременно должна где-то быть Москва Вторая (Москва 2) я со временем стала знать из каких-то неосознаваемых источников, вживую же никогда эту станцию не видела, на карте её не искала, а тут, одолев на велосипеде один из мостов Третьего кольца – как раз через железную дорогу на Ярославль – и каким-то образом немедленно заблудившись, я вдруг увидела автобусную остановку под названием Москва 2 Товарная. Ещё одна тайна наконец раскрылась Недалеко от этой остановки, между тем, оглушительно пахло шоколадом. Никогда я ещё такого не встречала: перед носом – да, на кухне – если перед этим растопить в горячем молоке пористую плитку, но на всю улицу? Обратно сейчас поеду тем же путём, интересно же, а вдруг всё будет как утром, и запах шоколада ещё не унесло дождём? Впрочем, я в любом случае не скажу, как оно было
P.S. На картинках вид на пути станции Москва 3 с пешеходного моста.
Загрузился в вагон метро. Я обычно езжу в конце вагона - стою возле маленьких трехместных лавочек. И место посередине занимает щупленький, но весьма интеллигентного вида дяденька с огромной котовозкой у которой солидные прутья по бокам и с боков, и в которой сидит внушительного вида черно-белый кот. А рядом с ними садится милая девушка в короткой юбке и веселом жакетике.
Котик немедленно заинтересовался девушкой, точнее, ее коленками (весьма, кстати соблазнительными), а еще точнее колготками, которые на ногах у девушки, и немедленно потянул к ним лапу. Девушка домогательства не видит - смотрит в другую сторону. Котик тянет лапу, высунув от усердия язык, растопырив хищно пальцы с когтями.
А хозяин что-то тоже отвлекся. Котик уже почти дотянулся, как девушка увидела волосатую лапищу и так изящно, по-женски, коленки отвернула в другую сторону. Котик втянул лапу и обиженно засопел.
- Пончик, не хулигань. Ты же воспитанный кот - вежливо попросил его хозяин и тоже отодвинул котовозку.
Я вам не скажу за
читать дальше
Шалит что-то мой организм, а выглядит забавно: словно у меня в груди поселилось концентрированное счастье оО Третий день хожу, задерживая дыхание, потому что иногда дышать так же тяжело и слёзно, как в активном счастливом состоянии. Что-то похожее было, когда я однажды после дождя пошла на работу босиком, собрав по пути все лужи и всю мокрую зелёную траву -- только тогда счастье поселилось в ногах, и меня штырило весь день, ну чистый оргазм был, только в ногах Сейчас же, вот, в груди, и, кажется, уже бы хватит, а то нельзя же столько удовольствия сразу, при том что в голове-то по-прежнему сумрачно. То ли заболеваю так интересно, то ли просто мне решили отдать за все прошлые недостачи...
Когда он пьян, он хочет обниматься, выяснять главное, говорить, что мы родные. Он расстраивает меня, пьяны ли мы оба или он один. Когда-то только его рассказы обо всём я хотела слушать в любое время, а теперь мы встречаемся, лишь если кто-то уходит навсегда. Приезжая к нему домой, я каждый раз возвращаюсь в детство, окунаюсь в ту же тайну, за которой когда-то на все каникулы и праздники туда приезжала. Брожу по комнатам, трогаю стены, мебель и книги, ищу фотографии – там я всегда любила рассматривать старые фотографии, а больше нигде, кажется, не люблю. Когда я однажды приехала остаться ночевать, и мне впервые этого не захотелось, так что я собралась и ушла – я почувствовала, как моё детство вот прямо сейчас и заканчивается. Но нет, я чувствую, что оно заканчивается каждый раз, когда я туда приезжаю.
Больше некому уходить навсегда. Ещё лет хотя бы двадцать, я надеюсь. Не удивлюсь, если в следующий раз мы встретимся через двадцать лет. Впрочем, нет, какие-нибудь семейные торжества случиться всё же могут.
Вчера я ушла от объятий – слушать. Ещё и потому, что отказываясь её слушать – всегда только если слушать тяжелее, чем не, – я не понимаю себя. Это попросту глупо – её не слушать. Я просто не могу понять, из каких источников, если я рядом, меня наполняет всё это отчаяние, ревность, чувство бесполезности и несовместимости. Нельзя, наверное, хотеть читать на ночь сказки только очень некоторым. А то сказки никогда не станут моим пространством, и я незаметно соглашусь с поэтом, сказавшим намедни, что сказки нет.
За закрытыми глазами шумный проспект, огни слишком быстрых машин обнимает гул слишком разных голосов. Остановиться негде, опереться не на что – я не помню отличительных признаков шедших рядом людей, тех даже, кто хотел держать меня за руку. Поэтому я так люблю тексты, полные других персонажей: бесконечно готова читать, как они помнят цвет глаз и волну волос, не забывают рисунки на ладонях и в следующих жизнях, как от их прикосновений рождаются миры, и свет в пустоте становится невыносимо ярким. Поймала себя на мысли, что за словами мне хочется быть священником, всматриваться в лица двоих перед рождением новой семьи, хотя, одновременно, я отчаянно желаю всякий раз быть на месте каждого из этой пары. До сих пор.
Я видела, как бывает иначе. Исчезают огни и голоса, проспект становится кожей от плеч до запястий, и я в силах миллиметр за миллиметром запомнить вкус пройденного пути. Суета остаётся на обочине – мне потребовалось бы больше времени, чтобы остановить целый мир, и больше сил ещё, только тратить их так я не буду, даже если это к месту. Мне многое нужно успеть узнать. Чтобы побывать в каждом укромном уголке человека и жизни не хватит, кажется, – а у меня её для этого нет. День всего, и тот почти исчерпан.
Когда-то человек говорил мне, что вырастешь, дескать, и не будет у тебя друзей, одни приятели хорошо если останутся. Я злилась на него что было сил, и, вот, выросла теперь и вижу, что да, я давно не дружу и не умею делить себя. Скорее я раз за разом влюбляюсь с той или иной степенью тяжести в разных людей и не хочу жить без них долгое время, как это принято между обычными друзьями (тут к чему-то вспоминается существовавший не так давно стиральный порошок под названием «Обычный», появившийся после многочисленных рекламных роликов про крутые порошки и обычные). Иногда мне нужен отдых, чтобы быть просто, а не отчаянно занудной, иногда я думаю, что минуты, когда мне совсем никто не нужен, бесценны для меня, но потом я всегда сдаюсь, всегда начинаю просить общества, даже зная, что слова других никогда ничего не значат – потом если я не хочу немедленно увидеть человека, значит между нами ничего важного нет. И как можно это чувство чем-то заменить, я не знаю.

Можно сколько угодно избавляться от одних людей, искать других, более подходящих, но это бесполезно, потому что неподходящий здесь ты.
Это всё равно что гнилой помидор подкладывать к свежим в надежде, что так он тоже посвежеет.
Все проблемы в тебе, ты это знаешь, но ничего не можешь сделать.
Впору сойти с этого поезда в чисто поле под звёздное небо и прикинуться светлячком.
_____________________
UPD. Случайно, как водится, наткнулась и не смогла пройти мимо, хоть предпочитаю здесь чужого не оставлять.
И проблема обозначена, и решение, которым я ни фига не воспользуюсь, ибо олень.
Кроме всего прочего я боюсь ещё и того, что однажды мне станет хорошо и не больно. Под хорошо можно понимать много чего – ну так вот во всех смыслах и надо понимать. Есть много внешних обстоятельств, способствующих состоянию плохо и больно, но и я своими руками делаю достаточно, чтобы из него не вылезать.
Разве мне не нравится хорошо и не больно? Нравится, ясно же, и хочется туда, однако есть подозрение, что за разделяющей эти состояния чертой будет никак, и вот это особенное издевательство. Но ведь и сейчас очень часто бывает никак, и сейчас именно этого я и боюсь, и тогда получается, что я боюсь не «хорошо и не больно», а «никак». И нынешнее никак уже знакомое, а то, другое никак – ещё нет. И я, как это водится, не хочу менять шило на мыло?
Формулируется только всё равно, как в начале поста: я боюсь, что однажды мне станет хорошо и не больно. Я просто не знаю, что я с этим буду делать.
Это похоже на сцену из того фильма: человек снимает с себя фрагменты облачения, рассказывает о себе, бросает своё оружие и выходит за пределы силового поля под смертоносные лучи местного солнца, раскалённый ветер срывает с человека одежду, потом плоть, человек продолжает идти, падает, встаёт, снова падает и сгорает. Однажды я решила бросить своё оружие и рассказать о себе. Мне казалось, что я смогу пройти сколько-нибудь в этом ярком и яростном за спасительной мерцающей завесой. И, вообще говоря, я иду, ветер что-то срывает с меня, я чувствую за собой шлейф горячего пепла и иду. С чего я взяла, что может быть только два быстрых исхода: сгореть или переродиться во что-то иное? Почему не подумала, что можно долго продолжать идти сквозь рвущий на части воздух без надежды на перемены? Впрочем, думала, наверное, и не раз, да почти уверена, что такой моя дорога и будет, в связи с чем сомневаюсь, нужно ли было выходить из того полутёмного помещения в страх и боль? Что же побуждает идти? Не я. Не я во всём, что я делаю и говорю. Тяга идти по телам и душам, чтобы хоть на короткое время стало влюблённо, а потом отрицание приобретённого опыта – в перерывах. Неверие, что мне удастся вытащить себя из болота того, что я с собой сделала, вытащить и показать немногим, кому это может случиться нужным. Сомнение, что под водой и гнилой травой вообще есть какая-то другая я, в которую я теперь так верю. И – потому – отталкивание всех протянутых ко мне рук, потому что я откуда-то знаю, что эти руки протягивают не к тому человеку, который есть на самом деле. Стоящие для меня причины. И после всего этого вдруг не неуверенность даже, а полный внутренний отказ от принятого решения на какие-то совсем не краткие мгновения. Я не могу договариваться с собой, когда единственное определённое, что я вижу – сбегание от любой определённости.
Новогодние праздники. Каждый год одно и то же. День трётся о день, их хрупкие тела ломаются по краям, уползая в прошлое бесформенными придорожными камнями. Сердце бьётся в несвойственном ему ритме, я жду, когда же оно собьётся, не знаю, что сделать заранее, пока не поздно. Снова ночь, я растаяла в темноте, нанизываю прошедшее на прошедшее, мне комфортно -- так. Не не больно, только комфортно. Я не хочу, чтобы кто-то разорвал получившиеся бусы, придётся говорить, а это ни к чему: я больше не чувствую потребности объяснять. Раньше мне казалось, что чем больше объясняешь, тем больше толку, а потом я увидела, что чем больше я объясняю, тем в большую чушь превращаются все мои объяснения. И становится очень стыдно за них -- какой уж после этого комфорт. Если же -- в виде исключения -- слова не становятся чушью, и вдруг комфортно -- жди беды, уже, считай, начала ломать дрова. Все эти дни я заменяю одни страхи другими. Парализующие, теми, с которыми я худо-бедно выучилась жить. Поэтому мне никак нельзя переставать бояться терпимого. Иногда я пытаюсь перестать, заканчивается всё обычно невозможностью сделать очередной шаг к дому.
Не было никакого иного мира, кроме этой бесконечной сцены с рисунками мелом прямо на пространстве. Не было никакого иного голоса о важном, кроме её голоса. Я смотрела на такого ЖИВОГО человека -- оправдание всего рода человеческого в тот момент для меня -- и не могла ни о чём, кроме неё, думать. Жила с ней вместе.
Потом я могла думать. И снова боялась. Что не смогу радоваться в одиночестве. Что ближайшим же вечером замру, обездвиженная, но не перестану чувствовать -- будет больно, -- что слишком быстро сжигаю подаренную мне новую жизнь, что наверное уже, вот в эту минуту, сожгла последние её капли, что не сумею быть самостоятельной кошкой, что не смогу стать такой же прекрасной, как он, и не смогу сама дарить чудеса, когда и кому захочу.
Потом я опять могла думать.
Или что-то сама увидела, сама порадовалась, а потом зовёшь скорее по возможности разделить. Раскрываешься с неожиданной для себя стороны, сколько всего обрушивается на бедную голову, нервы горят и не сгорают, сама не знаю, откуда у меня их столько.
Левый уголок моих губ чуть приподнят, я знаю, я чуть приветливее выгляжу сейчас, я знаю, эти улицы не такие безнадёжные -- сейчас, они меня не заведут в тупик, как вчера, но просто -- заведут: там не понравится, зато потом будут другие места. Я сегодня всё себе расписала наперёд, и потому некоторые мои мысли осуществятся. Жизнь несколько дней будет бить ключом, и мне хочется растянуть этот источник навсегда, есть решимость сделать это, и кажется даже изыскался какой-то неучтённый ресурс. Надо столько успеть! Сожгу я этот ресурс к чёртовой матери за эти дни, хоть что-то полезное для себя сделаю. Хватит себя не чувствовать! Ну и что, что для себя, что одна, что непохожа, что столько всего, необходимого паче воздуха, никогда не получишь, но ведь хотя бы знаешь, что оно бывает, и какими же прекрасными мы можем быть!
Не-ос-та-но-ви-мы-ми.
Сотканными из одной зари.
Нарисованными одной кистью.
Только одному досталось чуть больше тёмной зелени в глазах, а другому -- серых капель.
Рядом с ним, Шая, твоё место силы, рядом с ним ты собираешься воедино, самые далекие частицы тебя слышат зов и откликаются, так что же ты, захочешь забыть?
Сидишь, пропускаешь поезда, судорожно пытаешься вдеть серёжку и не дышать -- одновременно.
Сегодня тебя никто не слышит.
Ну что ты! Дыши, милая, дыши -- вспоминай запах и вкус, ты знаешь, они точно существуют.
Последние капли воды стекают по металлу и коже. Я накрываю голову полотенцем, прижимаю пальцами полотенце к лицу и так стою несколько минут. Дышу. В эти минуты я в безопасности больше, чем когда-либо. Иногда ещё ладошки, спрятанные в длинных рукавах и губы за тёплым шарфом, но это издавна, а сейчас, вот, полотенце.
UPD. Я очень редко вижу себя со стороны. Почти не могу себе себя представить. А когда получается, перед моим взором что-то ужасное с тусклыми глазами. После взглядов же я иногда вижу красивое, и разве могу я не желать их тогда?

По ту сторону метро на тёмной улице кто-то решил завести свою машину. Машина в снегу с крыши до колёс, только чёрная линия на боку говорит, что человек уже внутри. Человек зажёг фары, свет плывёт под снегом, вырисовывает машину, пробивается наружу -- даже жаль, что скоро вся это красота будет безжалостно сметена.
Бывает, с самого утра думаешь о чём-то одном. Сегодня я думаю о свете.
Что же самое-самое запомнилось в Амстердаме? Темно, блеск воды, тесно прижавшиеся друг к другу домики исчезают за поворотом канала, народ идёт кто куда, ныряя в незаметные переулки, – ну никакой системы – в отличие от немецких городов, где все идут в одну сторону, велосипедисты умудряются лавировать между людскими потоками, не снижая скорости, одновременно разговаривая по телефону и ещё удерживая зонтик при необходимости. В Амстердаме шутят, что глубина городских каналов три метра: метр воды, метр ила и метр велосипедов

Несмотря на постоянный недосып и нехватку свободного времени, кое-что посмотреть удалось. А также, непременно, покататься на метро и трамваях, а в Дюссельдорфе и на городской электричке, добыть несколько кружек из-под глинтвейна и яблочного пунша, а ещё одну – большую, с чёрным котом на зелёной лужайке – персонально в подарок, сделать четыре круга на колесе обозрения в центре ночного Дюссельдорфа, найти-таки запрошенную лаванду для последующей ароматизации тряпичных игрушек, а также ещё всякие нужные мелочи, (вот, например, семь здоровских открыток – было и больше, но я решила остановиться на этих), посмотреть на огромный собор в Кёльне, удивиться, сколько же всего там может поместиться, увидеть Рейн при свете дня, попробовать горячие каштаны в Ахене и сладкие орешки во всех городах, а ещё голландский сыр и шоколад везде, где только можно, и погладить оглушительно мурчащего классного чёрного котёнка с белой грудкой на винтовой лестнице в одном из амстердамских кафе. Котёнок ну очень хотел гладиться, и очень боялся кого-то к себе подпускать, но в конце концов решился, и я замечательно его погладила, даааа

Заведомо ничего не буду писать о рабочей составляющей поездки, была и она, что-то удалось посмотреть-послушать – и хорошо. Нет почти и фотографий показать, совсем мне не хотелось фотографировать, просто смотрела по сторонам и надеялась на товарища, но с него фотографии ещё стрясти надо, а это дело времени. Да и без них обойтись бы. Вот разве кёльнский собой в тумане издалека у меня есть, но и только...